Феномен казахского кино, 90-е и гипноз: интервью с режиссером «Скоро кончится лето» Яной Скопиной

Почему вы показываете в фильме гипноз?

Гипноз стал одной из характеристик эпохи конца 80-х и начала 90-х. Мы об этом не так много помним. Советский Союз и его распад чаще ассоциируется с другими вещами. Но именно тогда в моду вошел здоровый образ жизни. Стало появляться много растений в домах — как сейчас. У нас были хорошие коммуникации с Индией, и советские люди занимались йогой. Это был тренд, в котором жили многие люди. Мой отец ходил по стеклам, тетя — по гвоздям.

Еще по моим ощущениям, колпак системы был похож на гипноз. Он окутывал весь Советский Союз. Я не знаю, хорошо это или плохо. Не осуждаю. Речь, скорее, про то, каким весом обладало слово власти.

Наконец, в фильме мне хотелось поговорить об уникальном явлении доверчивости народа к телевизору, по которому обещали здоровье от заряженной воды. Каждая семья ставила заряжаться воду и крем перед экраном.

В титрах написано, что художественный руководитель Федор Бондарчук. Что именно он делал?

Чтобы получить финансирование в Министерстве культуры, режиссеру-дебютанту нужен художественный руководитель. У меня в жизни было два серьезных кинематографических лидера, они для меня как отец и дядя. Отец — это Сергей Александрович Соловьев. Но на тот момент он болел, поэтому я попросила Федора Сергеевича Бондарчука. Он стал первым, кто увидел предфинальный монтаж картины. Я приехала к нему в Art Pictures, чтобы посмотреть свое кино вместе с ним на большом экране. У Бондарчука очень-очень плотный график. На просмотре он какой-то момент взял телефон и начал что-то писать. Я так расстроилась: думала, неужели ему настолько неинтересно. Но когда включился свет, оказалось, что у него телефон стоял на авиарежиме, а писал он в заметки комментарии для меня по фильму. Первое, что он сказал: «Откуда ты все это знаешь? Ты же такая молодая. То, как жил я тогда в Москве, — это ровно то же самое». Но я призналась ему, что не такая уж и молодая.

В одном из интервью вы сказали, что для вас особенно важен «волшебный воздух» в кино. Из каких ингредиентов состоит ваш воздух?

Воздух пришел ко мне от Сергея Александровича Соловьева. Это то, чему нельзя методологически научить, о чем не написано учебников. Нужно быть насмотренным, наслушанным, просто чувствовать. Воздух конкретно этого фильма мироточаще-медовый. Не в религиозном плане, а в смысле, что из него будто струится живой сок. Он не сухой и не отстраненный. Воздух «Скоро кончится лето» солнечный, припыленный, дребезжащий от любви.

В другом интервью вы сказали, что у нас нет индустрии киноискусства. Поясните.

Индустрия и искусство — это вещи полярные. У нас пока нет индустрии, которая занимается распространением и продвижением авторского кино. С одной стороны, это правильно по бизнесу. Развлекательный контент, не имеющий отношения к искусству, продать проще. С другой, Фрэнсис Форд Коппола говорил: «Я снимаю свои фильмы с большими сборами для того, чтобы Питер Богданович мог снимать свои». Хорошо бы, у каждой большой студии было что-то для души — какой-то специальной слот авторского кино, который она бы отдельно продвигала. Без искусства нация обеднеет. Культура определяет общество.

Пожалуйста — ваш фильм сейчас выходит на START.

Я очень благодарна за это онлайн-кинотеатру. Я вообще вижу на START много дебютов и коротких метров. Это радостная вещь.

Расскажите о локациях.

Мы снимали в Караганде и Темиртау в Казахстане. Кстати, существуют люди, которые не знают, что есть такой город Караганда. Все слышали поговорку «Где-где? В Караганде!», но для некоторых это лишь фигура речи, а не реальное место.

Сценарий основан на реальных событиях, и снимать мы хотели в Алма-Ате, где в действительности все и происходило. Но город весь перестроен, отреставрирован и не похожа на начало 90-х со своими пластиковыми окнами и шлагбаумами во дворах. Еще Алма-Ата перенасыщена кинематографистами, там очень сложно организовать съемки. Мы стали искать другой населенный пункт, но, к нашему удивлению, не обнаружили ни одного без пластиковых окон. Лучший двор нашелся в Темиртау чуть ли не в первый день поисков, но продолжали их еще полмесяца, чтобы убедиться. Наши художники физически оклеивали все окна специальными штуками, которые имитировали дерево. Сложность заключалась в том, что нужно было получить согласие у всех жильцов. Одному парню очень не нравилось, что мы снимаем в его дворе, и он все время сдирал наши накладки.

Костюмы и антураж 90-х — супер! Как искали костюмы и реквизит?

В Казахстане с костюмами и реквизитом все очень сложно. Тем более, мы с самого начала договорились не брать новодел. Прямо перед нами большую часть нарядов нужной эпохи с «Казахфильма» забрали другие киношники, и нам пришлось довольствоваться остатками. Также мы искали на блошиных рынках. В те годы вещи были уникальными — не было масс-маркета, их все перешивали вручную. Многое взяли у художника Петлюры. У него замечательная аутентичная коллекция. Косуха с бахромой, которую носил чуть ли не сам БГ, у нас надевает персонаж Берта. Еще наша гениальная художница по костюмам Гоар Игитян в 2020 году сшила юбку из галстуков для Тани — героини, которая любит всех. Будто это галстуки ее мужчин. А в прошлом году в юбке из галстуков вышли модели на показе Мейсона Марджелы.

Баха такой отважный и ранимый с этим своим гипсом. Если пофантазировать о том, что он вырос и дожил до наших дней, то что это за человек сегодня?

У Бахи есть прототип. Это реальный человек, живет в Казахстане. Всегда хотел заниматься творчеством, но стал государственным служащим. Кстати, после того лета у него возник роман с Айкой. Но персонаж кино все равно получился особым, не идентичным своему прототипу. И я предполагаю, что такой герой со своей упертостью и ранимостью мог бы и не дожить до наших дней. Знаете, есть фатальные цифры ранних смертей: поэты погибают в 37 лет, музыканты — в 28. Наверное, существуют какие-то периоды, когда психика развивается и разворачивается. Кто-то может это пережить, а кто-то нет. Баха со свойственной ему двойственностью натуры мог бы дойти только до 37.

Оправдались ли ваши ожидания от дебюта? Все ли сработало? Как ощущения?

Когда ты делаешь картину долго, у тебя уже нет от нее никакого ощущения. Но когда картина вышла на большой экран, я осознала, что мои внутренние потребности закрыты. Как автор я сказала ровно то, что я хотела сказать на том этапе жизни. Следующая картина будет совершенно другой. Я уже не смогу говорить таким языком — мягким, добрым, наивным.

Какие казахские фильмы вы посоветуете посмотреть тем, кто совсем не знаком с кино этой страны? С чего начать?

Из старого стоит посмотреть «Иглу» с Виктором Цоем. Из нового — очень классного режиссера Адильхана Ержанова, который звучит сейчас во всем мире. Почти все его картины с трагическим финалом, а для меня это очень сложная штука, не всегда переносимая. Но, например, «Желтая кошка» — мирный и синефильский фильм. Еще стоит посмотреть «Тюльпан» Сергея Дворцевого — там казахская культура и степь. Это веселый фильм, который снимали много лет.

Чем отличается казахское кино от российского? Что с ним будет дальше?

В казахских кинотеатрах сейчас очень популярны национальные комедии. Нам они не очень близки, потому что там специфический юмор — свои словечки, ситуации, понятные только своим. Недавно вышел фильм «Пацанская история», который собирает казахов. В России я не вижу кино, которое собрало бы вокруг себя русских. Я имею ввиду простых людей, которые вышли из дома в кинотеатр на фильм про таких же, как они. Возможно, мы еще не совсем понимаем, а какие же мы. У казахов больше понимания. Они активно стремятся к идентификации. Борются за право говорить на родном языке, едят свои продукты, слушают родную музыку. Казахстан — уникальная страна, потому что там на малой площади есть любой вид локаций: почти Гранд-каньон, марсианские пейзажи, море, реки, горы, озера, пустыни, степи. Кинематограф в Казахстане сейчас переживает второе рождение. Им чуть-чуть осталось поднажать с организацией финансирования, и тогда случится бум.

В чем феномен Казахстана? Почему оттуда столько творческой энергии? Как так случилось, что казахская культура вышла далеко вперед?

Во-первых, самоидентификация. Казахи накопили очень много энергии. Они смотрели на Запад, на Америку, на нас, а потом развернулись к себе. У меня есть знакомая в Казахстане. Она раньше привозила редкие картины со всего мира на один фестиваль, которого, к сожалению, больше нет. Но недавно сказала, что сейчас ей интереснее не возить, а развивать свое. Казахи вдруг поняли, что у них в руках огромное количество такого, чего нет нигде. Они стали это использовать.

Во-вторых, подрастают люди с новым умом, они мыслят совершенно по-другому — и у нас, и в Казахстане. Я преподаю во ВГИКе, и сама учусь у своих студентов. У молодых людей больше нет кумиров, они воспринимают всех в мире, как равных. Нет страха быть задавленными авторитетами. Они просто делают. Родители воспитывали их уже по-другому — не в страхе и не в подчинении. Поэтому ребята говорят новым языком. Ко всему прочему, сейчас доступно онлайн-образование — научиться можно чему угодно. Многие молодые режиссеры не учились в кино-ВУЗах. Они сначала снимали клипы по-пацански, потом рекламу, а теперь стали делать фильмы.

Почему мы все чаще возвращаемся к 90-м? Что нам дает эта эпоха? Почему мы не можем ее отпустить? Пытаемся ли мы найти в ней отражение? Что мы пытаемся в ней найти?

Сейчас выросло поколение, чье детство пришлось как раз на 90-е. У каждого великого режиссера есть в фильмографии кино о начальном периоде жизни, потому что оттуда идет самоопределение. Это наиболее знакомый материал, к которому хочется возвращаться. В 90-х было жутко интересно и не всегда понятно.

Вместе с вами над фильмом работала Анна Друбич (дочь Татьяны Друбич и Сергея Соловьева). Она композитор во многих крутых картинах. Насколько музыка играет большое значение в кино? А в нашей культуре? Способна ли она привести к серьезным социальным переменам?

Я видела Анин путь развития как композитора и с самого начала понимала, что она делает невероятный контрапункт. Она всегда читает сценарий, думает, как он звучит. Обычно режиссеры посылают композиторам референсы — сделай мне так, да не так. Но у нас с Аней этого не было. Мне хотелось услышать то, что почувствовала она, без моих советов. То, что она сделала, мне очень понравилось. Это микс ретро и нового звука.

Когда появилась «Догма 95» Ларса фон Триера, возникло направление, которое отрицает музыку в кино. Мол, она упрощает работу режиссера. Ты просто включаешь грустную музыку, и она делает свое дело — не нужно выдумывать никаких ходов. Но на мой взгляд, режиссура включает в себя и работу со звуком тоже. Полноценная атмосфера фильма создается не только из визуального ряда. Мне никогда не хочется делать иллюстративную музыку напрямую: если грустная сцена, давайте включим грустную музыку. Я люблю работать на полутонах. Иначе это превращается в поддавки зрителю, чтобы просто вызвать эмоции.

В том же Казахстане сейчас возрождается музыкальная культура, и я вижу, что они от этого становятся сильнее. Так что да, это может привести к серьезным социальным переменам. Музыка — вибрация. Мы ее не видим, не осознаем, но наши барабанные перепонки шевелятся, и мы испытываем эмоции. Звук — это основное, что может влиять на человека и человечество. Когда ты слушаешь музыку, важно анализировать, почему ты это делаешь, какие именно треки выбираешь, что они говорят о твоем внутреннем состоянии. Еще один способ понимать себя.

Почему сейчас так актуальны фильмы про подростков? Не оттого ли, что все самое живое, что сейчас есть, сконцентрировано в молодости? Что это запрос на жизнь? Запрос на живость? Запрос на искренность? Почему так мало фильмов про стариков?

Во-первых, подростковый опыт я уже пережила — и это дает мне право о нем говорить, а стариковский еще нет. Во-вторых, я работаю со студентами, и это правда бурная жизнь, из которой можно черпать силы и вдохновение. Конечно, с такой энергией хочется работать. Когда непрофессиональные актеры живут в кадре, очень интересно наблюдать за шевелением человеческой души. Если человек молод, он еще не знает, чем все обернется. А мы-то уже знаем: влюбишься — разлюбишь. Знаем, что все закончится… как у всех, как обычно. В-третьих, аудитория кинотеатров — это в основном, молодые ребята. Им про стариков смотреть не так интересно.

Что вы хотите делать дальше? Какой план?

Горизонт планирования у нас сейчас какой? Неделя? На самом деле, у меня есть две задумки. Хочу развернуться к реальности, к тому, что происходит здесь и сейчас. Одна идея — это игровой фильм про современную музыку, про девушку-музыканта. Есть прототип, я наблюдаю за ней, она меня очень вдохновляет. Вторая картина — о преодолении, стихии, море, о кораблях. Я никогда не занималась парусным спортом, но мне хочется рассказать какую-то историю внутри этой формы.