Ностальгия в кино: как наши современники показывают 90-е

Российские 90-е стали большой травмой не только для жителей всей страны, но и для мира искусства. На Московский кинофестиваль присылали всего десяток картин, в кинотеатрах организовывали рынки, зато кассеты с американскими фильмами, переведенными на скорую руку, можно было отыскать где угодно.

Кинослепков реальности того времени почти не осталось, будто все произошедшее хотелось поскорее забыть. До наших дней дошли лишь картины Алексея Балабанова, Вадима Абдрашитова, Валерия Тодоровского, сюрреалистические комедии вроде «Ширли-мырли» и, конечно, «Улицы разбитых фонарей». Словно та эпоха запечатлелась только в воспоминаниях родителей, в одежде и кассетах, пылящихся на антресолях, и в дешевой кинопленке.

Спустя 30 лет пришла пора сдуть эту пыль и попытаться разобраться, что же произошло в 90-е. В современной культуре в моду возвращаются спортивные штаны с лампасами, голубые тени, фото на пленку, в кино крутят «Брата», а за джинсами Levi’s снова нужно охотиться у перекупщиков. Но началась эта ностальгия не сиюминутно, волна молодых режиссеров, размышляющих о той эпохе, стала набирать силу примерно в 2015 году. Причем те, кто решил создавать подобные ленты, не застали того времени.

Например, Кантемир Балагов, Александр Молочников или Борис Акопов родились в 90-е и знают о них по смутным детским воспоминаниям, рассказам родных и фильмам. Но, как мы уже отмечали, кинолент в то время снимали мало — у нас не осталось, как учил Андрей Тарковский, «запечатленного времени». Единственный способ показать то, что было, — попытаться собрать пазл, коробка с картинкой от которого потерялась.

В итоге полученное изображение складывается в «секретик» из детства, в который клали фантики, мишуру и другие маленькие сокровища под стеклышко и любовались ими. Современные режиссеры вспоминают «Брата», «Бумер», жвачку «Турбо», мамину косметичку, магнитофон старшей сестры, историю про тетю Люду из соседнего подъезда, уехавшую в Америку, — и собирают из этих элементов свое произведение. Такая структура обрывочных воспоминаний создает эффект «ненадежного рассказчика», когда ни герой, от лица которого ведется повествование, ни зритель не уверены, что так все и было.

Как в «Амаркорде» у Феллини, мы смотрим эпизоды из детства режиссера, но все вокруг кажется каким-то гиперболизированным: город чересчур огромный, его жители слишком веселые, отель — монструозно-гигантский, а грудь продавщицы из лавки перевешивает тело. Так память и работает: она и есть наш «ненадежный рассказчик», особенно когда дело касается событий 30-летней давности.

Только вот с 90-х города будто не так уж изменились: рынки сохранились, панельки и хрущевки тоже, модный минимализм еще не до конца вытеснил бабушкины серванты с хрусталем и мельхиоровыми вилками, телевизоры хоть и стали плоскими, но показывают все тех же людей, что и 20 лет назад, и по-прежнему крутят «Улицы разбитых фонарей» или их современные копии.

Еще одна причина, по которой фильмы о 90-х продолжают появляться, — рефлексия, попытка понять, где же мы все повернули не туда. Например, в «Тесноте» Балагов находит ответ на этот вопрос: мы не в силах друг друга отпустить и душим своей заботой насмерть. В «Хрустале» Дарья Жук дает похожее объяснение: мы не готовы смириться с тем, что кто-то может быть счастлив, не разделяя наше мнение. Эти выводы звучат ужасно больно, кажутся несправедливыми и злыми.

«Мы все одиноки», — произносит герой «Купе номер 6», давая еще одно объяснение. Одинокими мы рождаемся, в одиночестве и умираем, хватаясь из последних сил за то, что напоминает счастье, когда найти смысл жизни не получается. Постоянно нет на его поиски времени: то работа, то уборка в хрущевке, да и бабушкин хрусталь надо протереть, а вот и старый альбом, где «варенки», сникерсы и танцы под Буланову.

А может, переосмысление 90-х — это еще и попытка представить, что было бы, если бы мы что-то изменили? Ведь если история не имеет сослагательного наклонения, то искусству оно подвластно.

Так или иначе, нам все равно хочется попасть в те 90-е, которые мы видим на экране, — двухчасовой аттракцион, почти как у Брэдбери в рассказе «И грянул гром». Вспомнить пузырьки газировки, городские легенды про бандитов, послушать музыку, которую давно забыли, посмотреть на модные наряды и американские кассеты. И почувствовать вкус свободы, который был буквально на кончике языка, как первая снежинка зимой, а потом растаял, оставшись лишь в «секретиках».

Комедия состоит из серии скетчей, которые предваряет титр: «Все воспоминания в этом фильме реальны и вымышлены одновременно». Главный герой Макс (Стас Старовойтов) едет с женой и детьми навестить папу (Владимир Вдовиченков) в соседний город и параллельно ностальгирует по детству. Картина наполнена десятком воспоминаний об отце: маленького Макса заставляют есть невкусную кашу, запрещают ему трогать игрушки в серванте, вместо контактного зоопарка водят на рынок или в курятник, где птицам отрубают головы. Современные миллениалы узнают в Максе себя: их простуду тоже лечили чесноком, а за порванную одежду сурово наказывали.

Фоном происходят страшные события 90-х, Макс учится читать не по детским книжкам, а по сводкам о смертях 30 тысяч человек в Анголе. По телевизору рассказывают о Ельцине и новом правительстве, но, когда ты маленький, это не имеет никакого значения. Ведь даже небольшая радость перерастает в огромное счастье — будь то первый поход в чебуречную с батей, бенгальский огонь на Новый год или «запретная» игрушка, украденная из серванта.

«Фишер» — мрачный детектив, действие которого происходит во время перестройки. Трое следователей (Иван Янковский, Александра Бортич, Александр Яценко) пытаются остановить неуловимого убийцу, обосновавшегося в районе подмосковных чиновничьих дач. Глубинно же история не об этом, а о позднем советском обществе и его безысходности. Снаружи все выглядит безмятежно-привычно: знакомый по старым фильмам пленочный цветокор, квартиры с одинаковой мебелью и общее ощущение духоты в пространстве, где окна не открываются.

Взрослые люди здесь зависимы от решений тех, кто сидит выше. Единственным свидетелем по делу оказывается ребенок, который так же ограничен в своих действиях, словах и даже воспоминаниях, как и инфантильные взрослые. В «Фишере» время на границе с 90-ми показано пространством, где детские страшилки становятся реальностью, где невозможно уснуть из-за спертого воздуха, где каждый идет на поводу у ситуации, не в силах поднять голову.

Это дебютный фильм ученика экспериментальной мастерской Александра Сокурова в Кабардино-Балкарии о событиях конца 90-х в Нальчике. Главная героиня — девушка из еврейской семьи Илана (Дарья Жовнер), искренне жаждущая свободы от взрослых, предрассудков и традиций, которые кажутся устаревшими. Она работает в автомастерской отца, носит джинсовый комбинезон, ворует у мамы сникерсы, купленные на продажу, и убегает к своему парню-кабардинцу, которого выбирает вместо хорошего еврейского мальчика, сосватанного раввином и родителями. Когда ее брата вместе с невестой похищают в день их помолвки, мать и отец готовы пожертвовать бизнесом, домом и самой Иланой, чтобы спасти его.

Балагов показывает 90-е временем, когда традиционные устои не могут разрушиться, несмотря ни на что; где накопленная жестокость выливается в смерть, а доверять нельзя никому: граница между своими и чужими размывается. Нежелание отпустить друг друга и даровать свободу становится удушающей теснотой — как в рамках одной семьи, так и во всей России.

Еще одна дебютная работа молодого режиссера-выпускника, на этот раз московского ВГИКа. В фильме рассказывается история Антона Быкова по кличке Бык (Юра Борисов), который недавно вышел из тюрьмы. Главный герой пытается быть этаким Данилой Багровым — жестоким, но справедливым. Он делает вид, что заботится о сестре, брате и матери, но никак не может выйти из мира криминала (да и не очень старается).

Мы можем полюбоваться сильной операторской работой Глеба Филатова, послушать музыку с кассет и вдохновиться стилем персонажей. Фильм Акопова похож на набор открыток из 90-х: вот мечты об американской визе, стрелки и синие тени на глазах Стаси Милославской, вот разборки, о которых перешептывались играющие за гаражами и на недостроях дети, вот кола, вот пиратские записи. В картину пытались уместить так много легенд, воспоминаний и отсылок к Балабанову и «Бумеру», что сценарием пришлось пожертвовать ради ностальгического флера и проекции лихих девяностых.

Отмеченная на фестивале в Карловых Варах первая полнометражная картина режиссера Дарьи Жук переносит нас в Минск 90-х. «Жить нужно на родине!» — без умолку твердит мать главной героини, прерываясь лишь на поиски третьего глаза и открытие чакры. Диджейка Веля, как и подобает девочке из приличной семьи, отучилась на юриста. Но в распавшемся мире правозащитники никому не нужны. Да и сама героиня не хочет работать по специальности, она мечтает об Америке, где будет ставить свои сеты в клубах Чикаго, гулять по городу ветров и не бояться осуждения окружающих.

Но между ней и ее мечтой стоит преграда — американское консульство и необходимость предоставить документ с работы, которой нет. Веля покупает справку, что устроилась менеджером на завод хрусталя. Только номер, по которому будут звонить проверяющие из визового центра, указан неверный, он записан на квартиру в поселке Хрустальный, где живет семья, готовящая свадьбу старшему сыну.

Здесь 90-е тоже напоминают открытку из прошлого, но она будто выцвела и пылится на полке где-то между хрустальным сервизом и былыми надеждами. Жизнь главной героини, ее философия и максимализм кажутся такими знакомыми. Мы искренне болеем за нее, хотим, чтобы ей все-таки дали американскую визу.

В этом фильме все персонажи очень четко прописаны: в них легко узнать соседей по лестничной клетке, одноклассников старших братьев и сестер, маминых подруг и бабушек, торговавших у метро всем подряд. В итоге получается сборник артефактов 90-х, но подобран он с такой нежностью и болью, что заставляет порефлексировать по поводу того, почему же все когда-то пошло не так.

Фильм Александра Молочникова сразу говорит нам о том, что красота происходящего — детское воспоминание. Ведь для счастливого ребенка не существует опасностей, взрослые всегда рядом, а мир вокруг кажется огромным, ярким и прекрасным. Десятилетний Саша (Кай Гетц) переживает развод родителей, но жизнь его от этого не становится хуже, даже наоборот. Воскресный папа (Артем Быстров) гуляет с ним, водит на концерты, катает по Неве, да и мама (Светлана Ходченкова) делает все, чтобы сын выбрал остаться с ней. К тому же у мамы новый парень, и он, естественно, американец.

Здесь мечтам о капиталистическом рае на фоне голодных 90-х действительно удается воплотиться в реальность: семья добирается до заветных США. Ребенку это кажется веселым приключением, ведь в новом месте он может стать кем угодно, хоть президентом школы. Такой набор воспоминаний об эпохе гораздо счастливее, потому что в нем есть детский взгляд, способный увидеть надежду.

Еще один полнометражный дебют в нашем списке. Картина в жанре роуд-муви «Как Витька Чеснок вез Леху Штыря в дом инвалидов» выпускника ВГИКа Александра Ханта получила гран-при фестиваля в Карловых Варах и была отмечена на десятке международных и российских киносмотров. В антураже 90-х и под современный синти-поп режиссер рассказывает о взаимоотношениях выросшего в детдоме Витьки (Евгений Ткачук) и его отца — парализованного бывшего криминального авторитета Лехи Штыря (Алексей Серебряков).

Витька отца никогда не знал и не видел, сам он женился рано на нелюбимой девушке, родившей ему ребенка, днем работает на заводе, а вечером, конечно же, пьет. Тут ему сообщают, что его отец жив, но нуждается в заботе. Тогда Витька решается отомстить нерадивому родителю и отправить его в хоспис, но по пути Лехе вдруг становится лучше.

Девяностые здесь представлены как фантазия: кислотные цвета, нарочито неправдоподобные локации и нелепые криминальные разборки. Фильм напоминает вкладыши из жвачки, которую выдавали вместо сдачи: они красивые, яркие, их хочется показать всем друзьям во дворе. В то же время это сильное и взрослое кино об осмыслении своего предназначения и поиске ответа на вопрос, который герои задают друг другу: «Кто ты такой по жизни?»

В этой картине уже нет криминальных авторитетов, спортивных костюмов и сникерсов. В фильме рассказывается история о богемной паре из начала 90-х — молодом преподавателе кино (Александр Горчилин) и его студентке (Аня Чиповская). Если не знать, в каком именно временном отрезке разворачивается действие, кажется, что речь идет о нынешних эстетах: они ходят в «Аврору» смотреть Годара, философствуют на прокуренной кухне, слушают джаз на пластинках. На эпоху нам намекают все те же артефакты вроде дорогих заграничных очков Ray Ban и печатных машинок вместо компактных макбуков.

Автор с самого начала говорит, что все происходящее — нежное воспоминание о любимом. Здесь показана эстетика богемы 90-х и ее же пороки: неопределенность, алкоголь и запрещенные вещества. Но это лишь отголоски памяти, которой свойственно забывать плохое, поэтому чаще на экране мы видим романтические представления о той эпохе: юность, бездонное небо и веру в то, что однажды все получится. Однако финал нам известен с самого начала: рано или поздно в красивую жизнь с шампанским и интеллектуальными посиделками ворвется безысходность, уже притаившаяся возле высокой двери петербургской парадной.

«Купе номер 6» — единственный фильм из подборки, снятый не российским, а финским режиссером. Юхо Куосманен отстраненно смотрит на российские 90-е, говоря больше о внутренних переживаниях, чем о внешних. Здесь нет ни Ельцина по телевизору, ни грез об Америке. Наоборот, главная героиня Лора (Сейди Хаарла), приехав в Москву из Финляндии, пытается влиться в мир столичной богемы, чтобы наконец стать частью жизни своей мечты. «Легче понять настоящее, если знаешь прошлое», — твердит она себе, отправляясь в одиночку на поезде в Мурманск смотреть на петроглифы. Хотя никакая наскальная живопись ей не интересна так, как одобрение в глазах любимого человека.

В поезде соседом героини становится тот самый типичный парень в спортивках Леха (Юра Борисов), который всю дорогу пьет и рассказывает, что едет зарабатывать на открытие своего дела. «Ну бизнес, чего пристала», — отвечает он, когда Лора спрашивает, что он вообще планирует делать с жизнью. До Мурманска им добираться несколько дней, в течение которых они узнают больше, выйдя за рамки стереотипов друг о друге.

В атмосферу 90-х удачно ложится эта баллада об одиночестве, от которого нигде не скрыться: ни в переполненном плацкарте, ни в заснеженном Мурманске, ни в модной квартире в Москве. Режиссер не ставит перед собой задачу сделать срез целой эпохи, он выбирает самые главные чувства, от которых задыхалось поколение, — отчужденность, одиночество, потерянность. Будто тогда каждый оказался в огромном поезде, несущемся куда-то далеко, в бескрайние снега, откуда не выбраться до весны.