«Меня бесконечно спрашивают: “Это правда финал?”»: интервью с Оксаной Барковской о судьбе «Новеньких»

Сериал «Новенькие» очень популярен среди молодых людей в России и за ее пределами, потому что в нем есть документальность, «настоящесть». Когда мы собираем фокус-группы и проводим опросы среди подростков из разных социальных слоев, они всегда отмечают эту особенность, говорят: да, это про нас, про наших друзей, про наши семьи, про наших учителей.

Будучи командой документалистов, мы сначала собираем реальные истории, потом пишем сценарий. Ребята многое рассказывают нам в соцсетях: иногда просто о каких-то милых повседневных случаях из жизни подростков, а иногда что-то интересное, настоящее, цепляющее. И мы примеряем эти ситуации на героев «Новеньких».

Буллинг никогда не был системообразующей темой сериала — только ключевой историей первого сезона. С самого начала проекта, перед тем как рассказать, почему тот или иной персонаж сложился именно таким, мы демонстрировали его семью, говорили, что все идет оттуда, от воспитания.

Сквозь все четыре сезона мы протягивали историю детских травм, взаимоотношений с родителями, с взрослым миром. И в последней части наиболее отчетливо видно, насколько юношеские проблемы повлияли на формирование отношения к зрелости. Потому что ребята выросли, им уже больше 20 лет. Если не осознать травмы и не проработать их, скажем, до 25, то такой багаж придется нести с собой всю жизнь.

Наши травмы обрастают коркой, цементируются, и избавиться от них становится очень сложно. Поэтому в четвертом сезоне мы показываем, насколько важно осознать, кто твои родители, какой у тебя семейный слепок, пока ты молодой и у тебя нет закоренелой привычки жить так, как учили родители, следовать их примеру.

Не со всеми героями это получилось, и у нас не было такой цели. Мы хотели показать разные варианты развития. Например, Соня Рябова (Анна Демидова) совершенно не хочет понимать, что с ней происходит. Если говорить о том, кто осознал свои проблемы и готов идти в новую жизнь, не следуя старым паттернам, — это, конечно же, Лера Сотникова (Елизавета Запорожец), Михей (Иван Непомнящий), Ася (Анастасия Могучева), Петя (Иван Рысин). Катя (Елизавета Говорова) тоже начала этот путь — почувствовала, что рядом с ней взрослый человек и на это можно и нужно опираться.

А вот Настя Батут (Екатерина Абразакова) пока ничего не поняла, как и Вася (Ярослав Яркий). Хан (Артем Давыдов) рассмотрел себя не до конца: он помирился с отцом, но пока не вырос, не решил, куда ему двигаться дальше. Алина (Анка Бессонова) не осознала, живя на территории тюрьмы. Вдобавок мы не знаем, что происходит с Сашей (Иван Лаврухин) и с Егором (Виталий Щербина), которые уехали и не хотят видеть никого из бывших одноклассников.

Моя огромная режиссерская удача в том, что большинство наших актеров точно попадают в своих персонажей в реальности. Конечно, с ними не происходит ровно то же самое, что с их героями. Скорее, речь идет о каких-то общих чертах характера. Поэтому артисты играют так убедительно — им легко вживаться в роли.

Я заметила забавную вещь: во время читки сценария члены съемочной группы, которые знают персонажей как облупленных, в какой-то момент начинают включаться и реагировать на отдельные реплики. Мол, ну так уже вообще нельзя, это чересчур, надо с ними поговорить, чтобы они по-другому себя вели. Если уж команда воспринимает героев чуть ли не как реальных людей, то что говорить о зрителях? В этой документальности — главная магия «Новеньких».

Максим ( Глеб Калюжный) сильно изменился за четыре сезона. Вы изначально продумали все нюансы роста этого персонажа или какие-то вещи пришли уже в ходе повествования?

С Максом и с самим Глебом у меня особенные отношения. Я только на втором сезоне осознала, что главный герой — частично мое альтер эго. За три с половиной года нашей работы и дружбы Калюжный колоссально изменился — и по-человечески, и профессионально. Он действительно растет как актер с каждой ролью, и здесь, конечно, заслуга не только «Новеньких», но и большого количества картин, в которых он снимается. В первую очередь это проекты онлайн-кинотеатра START — «Черная весна», «Вампиры средней полосы». Я слежу за развитием Глеба и радуюсь, горжусь практически как своим ребенком. Он меня называет, кстати, киноматерью.

Монолог Макса в конце четвертого сезона подытоживает пять лет жизни героя. Этого текста не было в сценарии изначально, я придумала его во время первых смен, записала, и потом мы с Глебом вдвоем сели и скорректировали какие-то моменты, адаптируя их к личному ощущению актера. Получилось так искренне, потому что Калюжный, он же Плетнев, говорит действительно о себе.

Глеб многое привносит от себя на площадке. Более того, мы с ним уже два года говорим о том, что ему надо идти учиться на режиссуру, потому что у него есть режиссерское видение. Он добавляет от себя какие-то нюансы, оттенки, которые дополняют мой взгляд. Актер вообще очень органичен. Когда погружается в своего героя, то пропитывается им настолько, что начинает буквально жить его жизнью на площадке. И это то, что мне больше всего нравится в работе с Калюжным.

Вы знаете, нет. «Эйфорию» я посмотрела только в прошлом году. «Сексуальное просвещение» — классный проект, но у нас нет с ним ничего общего, это совсем другая история. Считаю, что невозможно подсмотреть что-то в западных сериалах, потому что мы слишком разные. Проблемы у подростков плюс-минус одни и те же там и здесь, но решения, способы выхода отличаются кардинально, так что руководствоваться нечем.

Я не раз рассказывала в интервью, что побывала на каждой из трех сторон буллинга — была жертвой, наблюдателем и буллером, о чем сейчас мне вспоминать стыдно. Тем не менее говорю об этом, потому что надо озвучивать такие вещи, чтобы не жить с ними внутри.

Во всех сезонах проекта есть много личного опыта. У меня был непростой подростковый период. Я состояла на учете в детской комнате милиции, по ошибке ли — это уже вопрос десятый. Будучи круглой отличницей, ребенком оставалась очень неформальным: могла увести с уроков целую параллель, просто подбить всех пойти в кино вместо учебы. И доставляла немало хлопот взрослым, но старалась осознанно к этому относиться. В зрелом возрасте попросила прощения у тех, кому принесла неприятности. Но надо сказать, что многое, против чего я боролась, потом было упразднено на законодательном уровне. Например, школьную форму отменили, дурацкие советские предметы убрали из программы образования.

Когда я пришла учиться к моему мастеру Владимиру Хотиненко на Высшие курсы сценаристов и режиссеров, он посмотрел мою документальную фильмографию и сказал: «Ты должна вывести свою формулу работы в игровом кино». Я стала рассказывать о том, как люблю документальные ленты, знаю, как их создавать, как подойти к герою, но есть сложности: не всех людей можно снять, не все можно показать с точки зрения этики. И он говорит: «Вот это и есть твоя личная форма, просто переводи документальные истории на киноязык. Это будет твоя персональная ниша, твой режиссерский почерк».

Собственно, я так и делаю. 25-летний опыт — и, надо сказать, успешный — очень помогает в работе. Не хочу снимать фэнтези, приключения каких-нибудь супергероев, нет. Мне нужно создавать социально важные ленты, которые действительно будут помогать тем, кому они адресованы. На это способно либо документальное кино, либо проекты на основе реальных событий, которые сняты максимально естественно и доступно для понимания зрителя.

«За полчаса до весны» — один из моих любимых проектов. Разница в подходе была только в одном: там мы работали с историческим материалом, с биографией человека, которого нет в живых. Мне было важно показать, что проблемы, с которыми сталкивался мой герой Владимир Мулявин (Глеб Калюжный) в пятидесятых-шестидесятых годах, практически не отличаются от трудностей и задач, с которыми справляются современные подростки.

Погрузиться в ту атмосферу было вызовом для нас с Глебом, который блестяще сыграл музыканта в молодости. Представляете, современного продвинутого мальчика, модного рэпера сделать Владимиром Мулявиным из середины прошлого века? Интересно, что при этом характер персонажа оказался близок Калюжному, и он все сделал очень хорошо.

Да, меня бесконечно спрашивают: «Это правда финал?» «Новенькие» — это уже целая вселенная, и она не может просто так закрыться или перестать существовать, если, конечно, какой-нибудь мощнейший взрыв не случится. Так что персонажи этого мира продолжают жить. Сейчас пишется спин-офф про одну из героинь — не буду пока раскрывать все карты. Скоро мы с продюсером Алексеем Троцюком расскажем, как будет называться проект и о чем он. Скажу только, что в новую реальность возьмут не всех, с некоторыми героями мы попрощались в четвертом сезоне.

Следующий ваш продюсерский проект — « Дом Светофоровых» — продолжение и расширение идей сериала «Семья Светофоровых». Расскажите о нем подробнее. Герои повзрослели, родственников стало больше и проблем прибавилось?

Это милая семейная история. Ниша детских проектов у нас практически пустует, вот сейчас, слава богу, появилось продолжение «Папиных дочек». «Дом Светофоровых» примерно оттуда же. В основе опять же реальные истории, взятые из жизни и адаптированные под наших зрителей. У проекта огромная фанатская база, потому что Светофоровы ищут и находят ответы на вопросы, которые волнуют детей разного возраста.

Идея сериала «Плакса» принадлежала Сереже Жукову — вдохновителю, отцу проекта (и самой Ники). Он обратился к нам с просьбой написать сценарий, потому что посмотрел ленту про Макса Плетнева и справедливо, наверное, решил, что наша команда отлично справится с сюжетом «Плаксы». Это очень классная история, и она сильно отличается от «Новеньких»: здесь у нас героиня — девчонка, которая пытается найти себя.

Что касается музыки, верю, что искусство лечит в принципе, неважно какое. В данный момент я буквально одержима идеей кинотерапии. И новый проект, который мы придумали с продюсерами START, как раз о том, как она может изменить жизнь людей — молодых и взрослых — и исправить неисправимых.