ИНТЕРВЬЮ

«Сцены с поцелуями требовали постоянной корректировки усов»: интервью с режиссером сериала «За полчаса до весны» Степаном Коршуновым

Ольга Чередниченко

Редактор

На START выходит долгожданный ретробайопик о королях советской эстрады — ВИА «Песняры». У нового сериала «За полчаса до весны» три режиссера: каждый из них отвечал за определенный период жизни лидера группы. Степан Коршунов снимал основную линию зрелого творчества музыканта. Мы поговорили с ним о крамольных сценах, ламповых 70-х годах и пристяжных усах.

Период 1970-х годов сейчас самый популярный. Почему, как думаете? И как вам удалось попасть в этот запрос?

Этот период созвучен нашему времени. Цикличность наблюдается и в моде, и в музыке. Даже история повторяется: какие-то события тех лет очень похожи на то, что происходит сейчас. К тому же поколение 70-х — аудитория, которая сейчас заработала денег, хочет снимать кино, имеет решающий голос.

Потом 70-е — это особенный музыкальный период. Сейчас, чтобы создать любое музыкальное произведение, берется компьютер, пишутся отдельно треки, потом между собой сэмплуются, сводятся, подгоняются. Инструментарий такой, что ты один у себя дома можешь записать то, что раньше делалось десятком людей. В те годы такой техники не было, а запрос на звучание подобного качества уже был. Музыка опережала технические возможности, спешила стать более интересной, ритмичной, разнообразной, сложной. Ее делали профессионалы, которые собирались, репетировали в студии и записывали некоторые песни с одного дубля.

Музыка тех лет отличается от современной ламповой погрешностью. Нынешние программы позволяют выравнивать ритм в местах, которые не слышит человеческое ухо. А все композиции тех лет содержат в себе случайную неправильную гармонию: здесь они на четверть такта быстрее или медленнее играют, там мимо ноты попали. Цифровые носители передают инструменты гораздо точнее. Но нам больше нравится звук с пластинок, потому что в них заложена эта погрешность, ошибка, которая придает особое ощущение. Для меня 70-е — эпоха особой музыки. Мне кажется, ни до, ни после ничего такого не было.

В вашей фильмографии еще есть сериал «Вокально-криминальный ансамбль». Видимо, музыка того времени и советское ретро — близкая вам атмосфера. Почему вы всё это так любите?

Это возвращает меня в детство — самое прекрасное ощущение. Приятно вспоминать прошлое, потому что в нем известно будущее. В сегодняшнем дне очень страшно думать, что случится завтра. Мы нервничаем, это дискомфортно. А когда мысленно отлетаешь на 10–20 лет — там чувствуешь себя хорошо благодаря тому, что тебе понятно: всё будет более или менее неплохо.

Картина, которая позволяет тебе чуть больше оторваться от реальности, — всегда особый кайф. Говорят, что кино — не зеркало, а увеличительное стекло. Мы не отражаем реальность, это никому не интересно. Когда включаешь телевизор, хочется из нее вырваться хотя бы на время. Поэтому снимать исторический сериал так приятно.

Если ты избирал творческий путь в Стране Советов в 70–80-е годы, тебя мало что отвлекало от творчества. Не нужно было тратить время, чтобы выбрать машину, одежду, цвет обоев. Их было всего три варианта: как у соседа, вот те страшные и еще в рубчик. Наверное, из-за этого отсутствия альтернативы в бытовых вещах и возникло то, что называется советским Голливудом. Тогда снимали удивительные, очень талантливые фильмы. За рубежом не понимали, как в такой стране выходит столь тонкое искусство.

Сегодня наш мозг занят огромным количеством отвлекающих вещей. Мы делаем фокус-группы, ищем какой-то алгоритм. Когда я занимаюсь сценариями, всё время сталкиваюсь с тем, что надо просчитать, на какую аудиторию прицелиться. Если ты занимаешься чистым искусством, говоришь, что ты вне коммерции и делаешь артхаус, то, скорее всего, твое кино на 90 процентов «не для всех». У него будут какие-то фанаты, но не широкая аудитория.

Фильмы 70–80-х годов имели колоссальную аудиторию, и они фантастически умные, тонкие, глубокие. И музыка… У Владимира Мулявина, худрука «Песняров», есть несколько песен, которые я без мурашек слушать не могу. Музыканты на коленке делали то, что за рубежом достигалось крутой аппаратурой. У нас возможности были ограничены, поэтому брали вокалом, точностью. У ансамбля были бесконечные репетиции, которые порой всех выводили из себя. Они задерживались до поздней ночи, а с самого утра начинали снова. Муля, как за глаза называли Мулявина, не слезал с них никогда — ни на гастролях, ни в Минске. Дотачивал всё маниакально. Ему хотелось быть не только в Советском Союзе на высочайшем уровне. И они действительно были королями ВИА. Кажется, они стали первым советским ансамблем, который поехал в тур по США, выступал с американскими группами в 1976 году.

Вам приятно вспоминать ранние годы, потому что у вас интеллигентная семья, театральная династия. А вот детство того же Мулявина… Далеко не у всех оно было безопасное и счастливое.

Его детство пришлось на самые тяжелые послевоенные годы. Может, если бы мы спросили Мулявина, он бы ответил: «Я вообще про детство вспоминать не хочу». Хотя есть такой эффект психологический: всё негативное забывается, а позитивное остается в сознании.

В моем детстве тоже было много сложного и тяжелого. Я родился в 1978-м, и весь основной сознательный период длилась перестройка – становилось всё хуже и хуже. Но это все равно очень приятные воспоминания.

Даже 90-е годы. Я никогда не снимал про них, мне кажется, еще не пришло то время. Но когда эпоха перебродит, заквасится до нужной степени, будет круто ее переосмыслить. Знаю, что недавно вышло много фильмов про 90-е. Но они либо давят на жуть того времени — как там всё было лихо, по понятиям, какие были бандосы и как нельзя было «попутать рамсы». Либо эксплуатируют поверхностные признаки вроде дефицита и спекулянтов. Хотя мне понравился фильм «Лето». Одна из работ, которая очень точно попала во время, но при этом не рассказывает про углы и шероховатости, эксплуатируя их на потребу толпе. Смотрит шире и глубже.

Некоторые сцены «За полчаса до весны» показались мне довольно крамольными для той современности, в которой мы живём. Лет пять назад, когда вы начинали работать над сериалом, это выглядело, наверное, совсем иначе. Как вы относитесь к идее о том, что творческие люди могут предсказывать некоторые события?

Мне кажется, когда у тебя душа настроена на высокие ритмоколебания, когда ты постоянно работаешь душой, приобретаешь определенную чувствительность. Иногда то, что сознательно не выразишь, на уровне подсознания формулируется в искусство. А потом смотрим: ой, мы предсказали.

Но, честно говоря, я не вижу ничего крамольного. Тот момент, когда Мулявина заставляют подписать покаяние, мне кажется, это нечто, с чем мы живем и будем жить дальше. Такое было и 200 лет назад. Для меня это во многом перекликается с историей Мольера. Можете почитать Булгакова, «Кабалу святош». Очень созвучно. Искусство всегда с властью находится в диалоге. Любые произведения — это для государства средство нести людям свою пропаганду. Так было всегда. А творцы стремятся быть свободными и самовыражаться независимо. Захватывать умы и сердца людей благодаря не протекции, а собственному таланту. Так везде, не только у нас в стране — просто где-то больше, где-то меньше.

Что такое искусство? Мощнейший усилитель информации. Если вы хотите что-то сохранить на века, например, дом, — мало построить его прочным. Нужно сделать его красивым, вложить искусство. Тогда следующие поколения будут стремиться сохранить его, будут оберегать. Так работает искусство. Чем талантливее фильм, стихотворение, проза, тем легче идея, заложенная в этой вещи, поселяется в сознании большого количества людей. Для власти это всегда значимо. Неслучайно Ленин говорил: «Важнейшим искусством у нас является кино».

Расскажите забавные моменты со съемок.

У нас много сцен с поцелуями, а у Артема Волобуева всё, что мы видим в кадре, как говорится, пристяжное. Чтобы он стал похож на Мулявина, пришлось убрать с его головы всю растительность, оставить только брови. И эпизоды с поцелуями требовали постоянной корректировки усов. Делали один-два дубля, потом гримеры говорили: «Стоп! Поправка по усам!» Я всё время думал: может, обойтись без лишних поцелуев. Но нет, поцелуи нужны.

Эпизоды в Ялте мы снимали в Калининграде на побережье Балтийского моря, где было совершенно не тепло. А нам нужно было показать Ялту на грани курортного сезона. Бедные актеры репетировали, перед кадром мы их раздевали, они быстро сцену играли, но успевали закоченеть. Потом мы их отогревали — синие губы и пальцы, стучащие зубы. На улице было градусов 12, а они в легких куртках, рубашечках, пиджаках.

Посоветуйте классные сериалы.

Из свежего я с удовольствием посмотрел «Алиса не может ждать», первые серии видел еще на фестивале «Новый сезон». Очень трогательно, честно и искренне. Ввиду того, что я сейчас работаю над картиной про север, об экспедиции Челюскина, пересмотрел все связанные сериалы и «Северные воды», например, очень советую. Иногда непросто актера заставить быть некрасивым, увлечь его такой идеей: «Смотри, старик, ты будешь страшным уродом, с гнилыми зубами и сальными волосами». И артист должен сказать: «О, как классно!» Но в «Северных водах» создателям удалось этого достичь.

Еще я с восторгом посмотрел «Предложение» — сериал о создании фильма «Крестный отец». Очень рекомендую его всем кинематографистам: вы узнаете себя. Советовал его кому-то из киношников-партнеров, мне потом перезванивали и жаловались: «Я смотрю, это невозможно, это точно я!» Кстати, когда я сам смотрел, ужасно злился, почему Фрэнсиса Форда Копполу показали таким бедолагой.

Как вы думаете, в какую сторону теперь будет развиваться наш кинематограф?

О, я точно знаю, в какую сторону, — в направлении «Чебурашки». Сейчас все похватали франшизы советского периода: скоро мы увидим Алису Селезневу в новом воплощении, не за горами и «Простоквашино». Очень хорошо, когда успех имеет что-то свое, а Чебурашка — до мозга костей наш герой, не что-то пришлое и перекомпостированное на русский лад. 

Вы не хотели бы поработать над каким-нибудь проектом вместе со своей сестрой Клавдией?

Мы всегда с ней болтаем, обсуждаем то, что оба делаем, но вместе… Это сложно. Я, например, когда-то участвовал в спектакле отца и безумно благодарен ему за то, что он дал мне шанс. То был «Вишневый сад», и я играл Лопахина — всегда мечтал об этой роли, пока был актером. Я безумно люблю своего папу, но мне было тяжело с ним работать. Уж слишком хорошо он меня знает — замечает малейшую фальшь в актерской игре. Было досадно, что он требовал от меня в разы больше, чем от других. Так и с сестрой, с любым близким человеком. Например, моя жена Александра Чичкова — великолепная актриса. Я всегда в свои работы беру ее на небольшую роль, но на настоящую большую совместную работу пока не решился. Очень переживаю по этому поводу. Поэтому, наверное, на ближайшее время таких планов нет. Хотя сестра сейчас занялась режиссурой и сняла очень хорошую короткометражку, я ею горжусь. Ощущение, что у меня вся семья — маленький продакшн.