Киножурналист, автор канала «кабинет доктора хали-гали» и журнала «Сеанс»
Милая супружеская пара с дочкой встречает на отдыхе в Италии не менее приятную семью с сыном. Наличие ребенка — единственное, что у них общего. Первая чета, Бьорн и Луиз, приехала из Дании и ведет себя скромно, даже тихо. Он безропотно ищет по всему городку любимую игрушку дочери Агнес, она защищает личные границы девочки, а вместе они сидят с краю длинного стола за богатым ужином и стараются не привлекать внимания. Пиршество закатывают раскрепощенные Патрик и Карин из Нидерландов. Их сын Эйбел страдает врожденной аглоссией — это редкая аномалия, при которой у человека отсутствует язык, но недуг не мешает мальчику играть с Агнес. Противоположности притягиваются, и за случайным совместным обедом нидерландцы приглашают датчан в свой лесной домик. Бьорн задается резонным вопросом: «Что может пойти не так?»
В анализе психологических хорроров нужно быть дотошными при поиске тайных смыслов. Нам повезло — Тафдруп поделился историей о том, как к нему пришла идея создания «Не говори никому». В основу сценария, над которым режиссер работал вместе со своим братом, легли их детские воспоминания, когда они с родителями путешествовали по Италии и время от времени заводили новых знакомых, а потом приезжали погостить в немецкой провинции. С толку может сбить название, совпавшее с книгой, написанной Греггом Олсеном по реальной истории сестер, выросших под одной крышей с матерью-убийцей. Два произведения связаны друг с другом разве что названием и описанием детских страданий, а вот фильм, как уверяет Тафдруп, на реальных событиях не основан.
Последнее десятилетие в кинематографе ознаменовалось появлением хорроров, которые заставляют зрителя вжаться в кресло путем выдержанного саспенса — то есть тревожного ожидания. Режиссеры один за другим отказываются от скримеров с неожиданными пугающими кадрами и звуками и приходят к слоубернам со спокойной и вдумчивой подачей сюжета. Другие названия поджанра — психологический или пост-хоррор.
Дэвид Черч, исследователь кино и медиа, в единственной книге о пост-хорроре привел и другие определения: возвышенный, интеллектуальный, проще говоря — не для всех. Двигателем таких фильмов становится психологическое давление, передающееся от героев зрителю. Мистические подоплеки — это лишь декорация к кошмарам, происходящим в головах персонажей. По началу таких картин обычно не скажешь, что дальше случится нечто ужасное.
Однако Тафдруп решает сразу предупредить зрителя о надвигающейся опасности, и поэтому пейзажи прованских полей сопровождает тревожная симфоническая музыка. Зачин и правда безобидный, его восприятие в большей степени зависит от менталитета. Российскому зрителю сложно представить ситуацию, при которой он примет приглашение провести выходные в другой стране с малознакомыми туристами. Тафдруп уверенно выдерживает грань между психологическим триллером и хоррором — среди неловких диалогов проскакивает клише из фильмов ужасов, намекающее на неискренность предложения нидерландцев.
Главная задача слоубернера — загнать зрителя в угол, где ему будет страшно, и не показать причину дискомфорта. Неприятные ощущения усиливаются по мере того, как напряжение на экране возрастает, а его источник остается неизвестным. Стоит главным героям оказаться на чужой территории, как на зрителя начинает давить замкнутое пространство, слишком темный лес вокруг и непривычная для «лучшего ресторана в городе» пустота.
Что будет, если грубость и раскрепощенность столкнется с личными границами и кротостью? Ничего хорошего. В семье датчан проповедуется позитивное общение. Концепция звучит хорошо, но на деле имеет деструктивный характер. Поощрение дочери превращается в потакание, обсуждение проблем — в поддавки. Бьорн, чьей главной задачей становится вовремя сказать нет, тушуется, отбирая у всей семьи последнюю возможность выжить.
Нидерландцы — полная противоположность. Патрик спокойно садится за руль пьяным, они с Карин «слишком откровенно» танцуют при гостях и непедагогично воспитывают сына. Для них это норма, о чем они открыто и даже немного гордо заявляют.
Луиз пытается защитить Эйбела, который не успевает танцевать в такт. Бьорн робко спрашивает, зачем Патрик бьет мальчика, и возвращается за игрушкой дочери в злосчастный домик в лесу. Тафдруп осознанно сталкивает две семьи, выставляя их абсолютными противоположностями. Сначала мы думаем, что это ментальные различия, но Луиз заверяет: «У датчан и нидерландцев же так много общего, верно?»
Несмотря на все попытки Луиз рассказать о правильном родительском поведении, ее собственные рамки приличия не позволяют вовремя защитить ни дочь, ни бедного мальчика. Показательной становится сцена, в которой Эйбел зловеще открывает рот перед Бьорном и показывает что-то, отдаленно напоминающее язык. Мужчина не решается посадить своих близких в машину и увезти даже после того, как начинает догадываться, что аглоссия у мальчика совсем не врожденная.
За загадочным мотивом злодеев и неумением главных героев постоять за себя стоит всем известный сюжет из Библии. Психотриллеры и пост-хорроры не могут обойтись без второго дна, и загадки в них зрителям приходится отгадывать самостоятельно. В оригинале название фильма звучит как Speak No Evil и становится библейской отсылкой. Если обратиться к книге Нового Завета «Послание к Титу» в версии Библии короля Якова, мы найдем один из самых известных постулатов: «Учи их также не злословить никого, не быть задиристыми, но мягкими, и являть кротость в обращении со всеми людьми» (Тит. 3:2).
Кротость — главная черта датчан, проявляющаяся во всем. Они оказываются загнанными в угол, в который сами же и зашли. Зритель гораздо раньше героев понимает, что домой они не вернутся. Но самое страшное происходит в кульминации, и даже не из-за внезапно появившихся олдскульных хоррор-клише.
В попытках найти источник неприятного звука Бьорн оказывается в сарае, стены которого увешаны фотографиями семей. В каждой из них по ребенку, которого, судя по снимкам, потом забирают себе нидерландцы. Бьорн понимает, что нужно бежать, но, скорее всего, делать это уже поздно. Зритель понимает, что ни одна из десятков семей не смогла защитить себя и просто поддалась.
Самое страшное случается в конце, когда кажется, что кошмар уже позади. Когда датчан выгоняют из машины и заставляют раздеться рядом с карьером, Бьорн неловко спрашивает, зачем они всё это делают. «Потому что вы нам позволили», — отвечает Патрик. Фраза становится самой пугающей в фильме. Бьорн позволил кормить его жену-вегетарианку мясом, Луиз позволила Карин делать замечания Агнес, словно она уже ее дочь.
А дальше следует побиение камнями, или лапидация, — библейская казнь, обычно применявшаяся к неверным супругам. О том, что под этим подразумевает Тафдруп, можно сделать вывод на основе рассказанного выше. Защищать семью — такой же долг, и его неисполнение можно счесть за неверность. Даже когда герои оказываются посреди ночи у карьера, их покорность берет верх над яростью — они спускаются на дно, нагие и молчаливые.
Особенность подобных картин в том, что их можно расценивать и как глубокое послание, и как аттракцион. Тафдруп жестоко напоминает, что позитивное общение не всегда хорошо, и весь фильм превращается в сатиру на экологичность.
Отзывы зрителей оказываются правдивыми — это липкое, неприятное кино, после которого несколько дней хочется задавать вопросы. Почему они просто не уехали? Зачем согласились остаться еще на одну ночь? Сколько невинных пострадает после? Тафдруп дает понять, что ответы придется искать самим. Дети с приобретенной аглоссией не могут злословить.