«Последний богатырь. Наследие» — долгожданный заход франшизы на территорию сериалов. Расскажите, как шла работа над этим проектом.
Почему решили создать длинную историю? На самом деле очень непросто рассказывать большие саги, особенно семейные, в коротком формате.
Даже полный метр уже можно назвать короткой формой: мода на сериалы, их качество и любовь аудитории перевернули отношение к ним и изменили направление зрительского взгляда. Мне кажется, сериал — это невероятная возможность рассказать большую волшебную чудо-историю, где люди смогут задать вопросы и получить ответы.
Насколько тяжело было снимать именно чудо-сериал? Ведь до этого в вашей фильмографии были скорее более реалистичные проекты, если не считать «
Вампиров средней полосы».
Очень сложно, конечно, назвать мои предыдущие работы не волшебными. Потому что «Поехавшая», к примеру, история о девушке, которая отправилась из Москвы в Магадан к маме, с которой они не виделись 15 лет, и нашла свою любовь. Тоже в некотором роде чудо.
Хотя никогда еще я не делал настолько сложные технически вещи с таким количеством графики. Но могу сказать, что это справедливо и для остальных многосерийных историй, которые выходили и выходят у других авторов. Безусловно, пришлось многому учиться, осваивать новые навыки — я заметно прокачал свои режиссерские мускулы на этом проекте.
В любом случае вся история не про графику, а про семью. Важно уметь рассказывать о взаимоотношениях людей, о любви, о передрягах, конфликтах. Когда ты способен это делать, все остальное, неважно в какой упаковке, уходит на второй план. Хотя, конечно, огромное внимание аттракциону мы уделили. «Наследие» в плане графики и технической сложности масштабнее всего, что было и, скорее всего, случится в ближайшее время.
Это самый масштабный ваш проект на данный момент. Как себя чувствовали во время работы, как справлялись с давлением ответственности и какие препятствия были в работе над таким форматом?
Честно говоря, я не испытывал никакого давления, относился к этой истории максимально просто, потому что если начать думать, что это невозможно, то, скорее всего, так и будет. Миша Ткаченко (продюсер проекта. — Прим. ред.) мне говорил: «Антон, ты вообще понимаешь, за какой бюджет ты снимаешь?», и я отвечал: «А какая разница?» Если умеешь управлять сотней, сможешь управлять и тысячей. Когда умеешь снимать качественные истории при выработке пять и восемь минут, то, скорее всего, так же качественно у тебя получится при полутора минутах.
Да, объем огромный, есть сложные идеи, но это же классный вызов для режиссера — когда у него есть возможность придумать новые миры и доработать те, что уже существуют. Поэтому у меня ощущения «Это столько-то стоит, если сейчас не справлюсь, что буду делать?» не было. Если выходишь в финал Олимпиады, должен просто идти и крутить этот пятерной тулуп. А думать о том, как все будет, — нельзя. Нужно показывать свой профессионализм.
Каков был уровень творческой свободы во время работы над «Наследием»? Получилось ли поэкспериментировать? Если да, то как?
Одним из главных препятствий, как всегда, было время. Можно очень многое придумать, когда оно есть. В общем-то, нам его давали, но так произошло, что мы готовились к съемкам почти два года. Для сравнения, в обычных сериалах процесс занимает от полутора до трех с половиной месяцев. «Вампиров средней полосы» готовили три с половиной месяца, и это было очень немало, а тут два года! Но важно понимать, что мы работали на полную, у нас никогда не было такой подготовки.
Когда мы начали снимать, стало понятно, что еще не сделан огромный пласт. Не потому, что никто не трудился, а потому, что этот объем просто сложно переварить. Самое главное, нам есть к чему стремиться. Это и плюс, и минус. Нас сравнивают не только с картинами франшизы, которые уже вышли, но и со всеми мировыми фильмами и сериалами, причем разница бюджетов и времени не учитывается. Это высокая планка, к которой все стремятся. Гиперрезультативность команды в этом случае очень важна, ее мы и добивались. Я рад, что у меня была такая команда, которая могла профессионально воплощать все мои идеи.
«Последний богатырь. Наследие» вообще постоянный эксперимент. Так случилось, что в компании мне сейчас максимально доверяют как режиссеру, это очень приятно. Иногда я даже прихожу и говорю: «Ребят, может, я вам покажу, собственно, что я придумал?» Они отвечают: «Слушай, мы знаем, что все будет классно».
Съемки сериала «Последний богатырь. Наследие» (2024)
Конечно, это дает возможность и желание делать еще лучше. Не всегда нужно следить за человеком, с которым работаешь. Очень важно найти того, кто может трудиться без тебя и приносить работу высокого качества. Но в то же время еще и очень важно коллеге доверять.
Руки у меня были полностью развязаны, все возможности мне давали, все краски, кисти и холсты, которые были нужны, — все у меня было. Спасибо ребятам огромное за это. У нас потрясающий сценарий, и чтобы его реализовать по-настоящему, чтобы люди, увидевшие наш сериал, говорили: «Слушайте, это как кино!» — необходимо было сделать очень многое на всех фронтах.
Расскажите, как придумывали образы необычных сказочных существ. Например, персонажа Дмитрия Лысенкова Цвыря, который впервые появится в сериале.
И костюм Димы Лысенкова, и образ придумали довольно быстро. Задача же с хвостом оказалась сложнее. Важно было сделать так, чтобы мы сопереживали герою и чтобы этот хвост выглядел обузой, но не был отрицательным персонажем. Поэтому работа по графике заняла у нас несколько месяцев — это фактически полноценный CG-персонаж, который живет своей жизнью.
Мы долго думали, делаем ли мы хвост на графике или же изготавливаем аниматроники. Но они очень тяжело крепились к герою. Мы рассматривали просто резиновый хвост, который даже правильно двигался во время ходьбы, однако в итоге остановились на графике, потому что очень непросто было сделать так, чтобы взаимодействие с другими предметами было честным.
Что сказать по поводу прически Цвыря? Ну, он просто краш в Белогорье, у каждого краш свой (смеется).
Принято считать, что по сравнению с советским временем количество семейных проектов сильно сократилось. Согласны ли вы с этим утверждением?
Я думаю, советское и российское кино сравнивать довольно сложно. Сейчас термин «семейное кино» несколько изменился. Когда слышишь «семейный», то думаешь о чем-то не сильно интересном, каком-то объединяющем, теплом — мол, сейчас нам будут говорить, как круто иметь семью. Но довольно много людей уже пришло в своем сознании к тому, что это искаженная история.
На самом деле хорошее семейное кино смотреть интересно всем. Оно не назидательное, не учит любви, а через развлечение и честные посылы говорит о том, как здорово в семье. Или как здорово всем вместе смотреть эти истории для разных возрастов.
Дома, в моей семье, мы проводим пижамные вечеринки по пятницам, и первые недель шесть или семь, когда все только начиналось, было легко найти кино. Но с каждым разом фильмов и сериалов, которые подходили бы для всех нас и были бы всем интересны и маленьким, и взрослым, становится меньше. Мы постоянно ищем что-то объединяющее.
Мне кажется, что уникальность «Последний богатырь. Наследие» именно в объединении и в классном синтезе глубокого, аттракционного, смешного, теплого, сказочного. Это наша сверхспособность, чудо-суперсила.
Спрос на сказочные и фэнтезийные сюжеты сейчас очень велик. Как думаете, он будет расти и дальше или нас ждет смещение вектора зрительского интереса куда-то еще? Как не уйти в повторение того, что уже успели снять коллеги?
Сказки — это не мода, а жанр, который с нами надолго. Направление сюжетов, в которых мы идем ближе к корням, начинаем исследовать себя, — на самом деле очень сложная история погружения в свою культуру. Жаль, что часть людей хочет навариться на фольклорном мире. Но зритель не дурак и всегда будет выбирать сказки честные, широкомасштабные и смешные.
Как сказал Виталий Петрович Шляппо, «Наша супергероика — это юмор». Аттракционы позволить себе очень сложно в том объеме, в котором они происходят, к примеру, в зарубежных кинокомиксах. Но зато у нас есть собственный крутой аттракцион — юмор, с помощью которого мы оказываемся впереди.
Съемки сериала «Последний богатырь. Наследие» (2024)
Какие сложности для вас как для режиссера ставит сам жанр сказки? Где ищете вдохновение на то, что должно отличаться от нашего обычного современного мира?
Когда мы готовили эту историю, для меня было очень важно, чтобы современный мир тоже обладал нотками сказочного. Я хотел, чтобы это была не бытовая современность, а лубочная сказка. Даже в «Гарри Поттере» настоящий мир все равно обладает определенным флером волшебства.
Мы дорабатывали квартиры, в которых герои довольно долго существовали, делали двери, перегородки в стиле модерн. Модерн очень помогает свести сказку и реальность. В торговом центре мы поставили большие экраны и вывели на них современные дизайнерские трехмерные русские узоры — гжель. Таким образом поддерживалась связь, в каждый элемент были добавлены какие-то пересечения. Сказка сейчас, безусловно, то место, где хочется жить и куда хочется попасть.
Вы работаете по большей части в комедийном жанре или на стыке комедии и драмы (за исключением триллера «
Многоэтажка»). Какие, на ваш взгляд, истории сложнее в реализации?
Все. Каждая история обладает сложным дном, определенными ограничениями — финансовыми, временными. Иногда просто что-то не работает. Любой проект, если его делать хорошо, подразумевает большой труд. Комедии мне нравится делать, потому что я человек открытый для юмора, люблю шутить: кажется, что это дает надежду.
Когда мы делали «Многоэтажку» — историю о девочке, которая пропала в подъезде собственного дома, а отец ее ищет и не может найти, — в течение 23 смен, за которые мы снимали кино, мне приходилось постоянно переживать потерю ребенка. Я подключаюсь к своим историям, а это сложно эмоционально. Потом я на неделю просто слег: организм не выдержал. Последние две смены при температуре 40 и на уколах пытался прийти в себя.
Поэтому драмы — это непросто, а комедии — еще сложнее. Но я люблю трудные вызовы. Каждая моя картина тяжелее по уровню, чем предыдущая, и это дает мне возможности учиться и расти. Только на сложной задаче можно двигаться на планку, а в случае «Богатыря» — на 10 или 100 планок вверх и вперед, прокачивая режиссерские мускулы.
В эпоху стримингов успех проекта стал измеряться не кассовыми сборами, а цифрами просмотров. Как думаете, чем измеряется успешность режиссера? Что для вас лично бывает индикатором хорошей работы?
Я стараюсь делать (и делаю) свою работу хорошо, поэтому для меня индикатор успеха — ощущение внутри себя, что я сделал все, что мог. На площадке я требую от команды гиперрезультативности, потому что только здесь и сейчас мы можем создать кино на максимуме и вложить в него все свои силы и таланты.
Бывают ли ошибки? Конечно, как у всех, бывают. Но у меня есть такая теория: ты не сделаешь лучше, чем ты есть сейчас. У тебя есть определенный уровень качества, подготовки, и как бы ни хотелось, но сейчас получится настолько, насколько ты готов к этой истории. Завтра ты будешь выше, но сейчас ты именно в той точке, где есть.
Съемки сериала «Последний богатырь. Наследие» (2024)
Поэтому нужно в той точке, где ты есть, делать все и готовиться до нее. Ходить в музеи, смотреть кино, улучшать свои дизайнерские, авторские навыки, повышать скилы работы с артистами. Все это нужно делать до того, как пришел на площадку. Вот такая работа, вот такая задача: просто вкалывай на полную каждый день и не забывай отдыхать.
Успешность режиссера сейчас и всегда — это сценарий. Изначальный сценарий, изначальный high concept (интересная и привлекательная идея, которая может быть легко объяснена в одной строчке. — Прим. ред.), который оказался у тебя на столе. А дальше мы, режиссеры, стараемся сделать так, чтобы этот сценарий превратился в нечто уникальное. Пытаемся отразить, преломить, усилить историю, и когда это получается — тогда проект превращается в хит.
Постановщиков можно оценивать по хитам. Иногда делаются просто хорошие истории, а иногда — хитовые. Когда это получается, режиссер становится известным и успешным.
«Последний богатырь. Наследие» — сказочное расширение вашей киногеографии. «Вампиры средней полосы» снимали в Смоленске и области, а «Поехавшую» — по всей России. Расскажите, как подбирали локации для Белогорья? Почему остановили выбор на съемках в Сочи и Приэльбрусье? Ведь в России много других мест с завораживающими пейзажами. Например, Алтай.
На самом деле мы проехали довольно много разных локаций. Смотрели весь Кавказский хребет, потому что с точки зрения проработки, продакшена снимать здесь удобнее: есть возможности кинопроектов, локейшенов, есть какая-то техника и сопровождение.
В России в очень малом количестве регионов можно снимать кино с точки зрения техники, подготовки и команды. Только-только запускаются рибейты, это раз. Во-вторых, практически не существует локальных съемочных групп, что тоже тормозит развитие кино на местах. Все, кто что-то начинают делать, уезжают в Москву, а в регионах, к сожалению, никого не остается.
Мало кто вообще поверит, что где-то, кроме Якутии, можно делать классное кино. Хотя я думаю, что это реально, и Якутия тому хороший пример. Чтобы поехать на Алтай, необходимы светобазы, генераторы. Когда мы в прошлый раз снимали на Байкале, нам пришлось генератор везти из Новосибирска. Поэтому выбор пал на северокавказский хребет.
Любая натура — это бюджет в три раза больше и всегда высокая нагрузка для продюсерского цеха. Мне важно найти то, от чего не оторвать взгляд, то, на что хочется смотреть вечно. Но в то же время нужно, чтобы продюсер был способен все осуществить. Можно сколько угодно говорить: «Я хочу снимать здесь» — но если это нереально, то съемки просто не будет.
Важно найти такую точку, где продюсеру по силам организовать съемочный процесс, пусть это будет и непросто. А мы покайфуем от видов, которые получились в кадре. Именно на Байкале, именно на Эльбрусе было так. Но существовали какие-то труднодоступные точки, где наши продюсеры потом и кровью добились организации съемок, и спасибо им за это.