Сказочная терапия российского кино: как режиссеры вернулись к богатырям, царевнам и домовым

Русский народный фольклор становился источником вдохновения для режиссеров практически с момента зарождения отечественного кинематографа. Первые киносказки, разумеется, были немыми, как «Русалка» (1910) или «Ночь перед Рождеством» (1913), но одних изобразительных средств создателям все-таки было недостаточно. По-настоящему заиграли отечественные сказочные фильмы в 30-е годы, когда многочисленные былинные герои — страшные Бабы-яги и Кощеи, прекрасные царевны и доблестные богатыри — обрели голос. Именно тогда начинали свою работу признанные классики жанра, такие как Александр Птушко и Александр Роу. После удивительной экспериментальной полукукольной картины «Новый Гулливер» Птушко продолжил развивать одновременно мультипликацию и кино с живыми актерами.

Сказки отпечатались в массовом сознании как нечто классическое, проверенное временем на десятилетия вперед. На «Морозке», «Золотом ключике», «Каменном цветке» были воспитаны практически все современные поколения России вплоть до зумеров. И дело не только в том, что кино говорило уникальным в своей универсальности языком. Основой его становились истории, передающиеся от родителей к детям почти без изменений: как бы ни звали Василису Прекрасную, Елену Премудрую, Марью-искусницу и прочие ипостаси фольклорной героини, имена мгновенно вызывали в сознании уже сложившиеся образы.

Красочные миры, впрочем, неумолимо переплетались с реальностью и отражали ее веяния — в деталях или целых поворотах сюжета. Например, для поднятия боевого духа во время Великой Отечественной вышла короткометражная «Песнь о великане» (1942), где традиционные казахские сказания о батырах перекликались с храбростью солдат Красной армии. Писатели 40–50-х годов создавали произведения для так называемого воспитания воли детей, а позже романы и повести превращались в великие фильмы наподобие «Королевства кривых зеркал» (1963) Роу. Причем иногда сказка обрастала контекстом и оказывала влияние, которого авторы изначально не предполагали (или даже закладывали прямо противоположное).

Такой удачный симбиоз возникает благодаря тому, что сказки могут вместить в себя огромное количество смыслов и существуют вне времени. Об этом часто говорят исследователи, которые наблюдают за преломлением былин на экране.

Именно своеобразную массовую терапию многие режиссеры и проводили благодаря этому богатому и красочному жанру. Присказка о том, что из каждой истории добрый молодец должен вынести урок, часто становилась неактуальной: фильмы «Морозко», «Огонь, вода и… медные трубы» или «Варвара-краса, длинная коса» можно назвать поучительными, но победа добра, любви и теплоты в них гораздо важнее.

Другие же авторы обратились к сказкам как к эзопову языку: в условиях жесткой цензуры постановщики могли доносить до зрителей свои мысли только иносказательно. Эта тенденция заметна в более поздних фильмах — 60–80-х годов, особенно основанных на произведениях «доброго сказочника» Евгения Шварца. Обсуждать и разбирать образы власти из «Обыкновенного чуда» или неожиданно мрачной антиутопии «Убить дракона» можно долго — не зря одноименные пьесы Шварца классифицируют как памфлеты. Благодаря экранизациям Марка Захарова, Надежды Кошеваровой, Владимира Бычкова и других советских режиссеров киносказки заняли уникальное место между былинами, фантастикой и политическими высказываниями.

Статья о кино эпохи перестройки наглядно показывает, что в то время режиссерам было не до фольклора. Жесткий реализм без всякой магии лился на экраны в 90-е и даже частично нулевые годы, когда индустрия склонилась к совершенно иным ценностям. Но искусство циклично, поэтому возвращение киносказок было неминуемым — просто форма у них была крайне необычной.

Тревоги и радости цифрового века решил изобразить режиссер комедии
«}{отт@бь)ч» (авторское написание сохранено. — Прим. ред.) Петр Точилин. Экранизация постмодернистской сказки «Медный кувшин старика Хоттабыча» уходит корнями в классические произведения XX века, но использует самые современные на тот момент образы. Тут и сообщество карикатурно гиковых хакеров, к которым принадлежит главный герой Гена, и злобные американцы, и суровые сотрудники ФСБ, и даже распространенный тогда в интернете жаргон «падонкафф», от которого современному зрителю может стать дурно. Стоит отметить, что Точилин сделал киноверсию относительно скромной: в книге, например, фигурировал создатель Microsoft Билл Гейтс.

Еще две попытки заступить на ниву киносказок, пусть и были полярно разными, успехом не увенчались: «Книга мастеров» и «Реальная сказка» не отбили даже собственный бюджет. Первый фильм создавался в сотрудничестве с Disney и не понравился в итоге ни зрителям, ни критикам. Второй вышел только благодаря долгому труду Сергея Безрукова — продюсера и исполнителя одной из ролей: на заре 2010-х годов никто не торопился финансировать кино в этом жанре. Аудитория тоже оказалась не готова к осовремененному эпосу, хотя в основе «Реальной сказки» лежали неплохие идеи.

Переломный момент случился с выходом «Последнего богатыря» — фильма, перенесшего современного Ивана-дурака в фэнтезийное Белогорье. Комедия получила оглушительный успех в прокате, два полноценных сиквела и несколько грядущих проектов в той же вселенной. Но главное, она дала формулу, по которой позже могли действовать другие режиссеры: зазывать зумеров и их родителей сказками нужно максимально просто, честно и доступно.

Сейчас авторы новых фольклорных историй примешивают современные реалии и веяния дозированно, не пытаясь установить их над сказочным контекстом. Успех «Конька-Горбунка» и «Последнего богатыря» случился не в последнюю очередь благодаря тому, что роли в них слегка трансформированы под новую аудиторию. Даже женские образы более глубоки и менее беспомощны, чем, скажем, в старых диснеевских мультфильмах. Добиться этого помогают не искусственно добавленные в фильмы феминистские постулаты, а обращение к первоисточникам — сказкам. Василиса Прекрасная никогда не была только лишь прекрасной!

Путей работы со сказочными историями много: например, «Конек-Горбунок» адаптирован максимально просто и близко к старой фольклорной традиции, не считая пары шуток о Цезаре и скибиди-танца Иванушки. Сценаристам «Последнего богатыря» удалось пойти другой дорогой и установить созвучие с современными трендами — легкое и в то же время достаточное, чтобы можно было увидеть в Иване себя. Столкновение с новым миром, где прежние ценности вдруг перестали иметь значение, заставляет героя переосмыслить первую, «реальную» московскую жизнь. Вторая и третья части говорили не только о природе зла, но и о познании самого себя, и даже о родовых, поколенческих травмах. Иван не просто спасал Белогорье или искал связи с родителями — ему предстояло распутать собственные глубокие личные тревоги, найти веру в свои силы. Так сказка — возможно, неосознанно — вернулась к той самой кинотерапии советских времен.

Другая причина, почему экранные сказки начали возрождаться именно сейчас, более очевидна: они самая доступная отечественная IP, то есть узнаваемая интеллектуальная собственность. Отсутствие супергеройских и шпионских франшиз из-за рубежа открыло новую нишу, ведь зрителям по-прежнему хочется выбирать знакомые названия и сюжеты. Выдать подходящую замену киноделам в последние два года помог фольклор, и они охотно это признают.

Общеизвестными историями авторы новых киносказок не ограничиваются, постепенно расширяя круг интересов до национального фольклора. Якутские режиссеры уходят в более мрачные стороны родной культуры. А создатели детского приключенческого фильма «Тайна амулета» (2022) не побоялись использовать древние славянские мифы — от Сварога до птицы Гамаюн. Старые традиции пока работают лучше, чем попытки прописать совершенно новый мир на основе сказок: слишком разрозненное, осовремененное и непривычное изображение волков и главной героини в  фильме «Красная Шапочка» 2022 года в итоге скорее отпугнуло потенциальных зрителей.

Перспективы у сказочного кино в прокате пока самые радужные: грядущие классические и прямолинейные экранизации «Огнива», «Летучего корабля» и «Бременских музыкантов» наверняка отзовутся у старших поколений зрителей, соскучившихся по известным мультикам и гениальным фильмам с Олегом Далем. Ощущение пресыщенности может наступить быстро и внезапно, но пока аудитория более чем готова к эскапизму в сказочные миры.